На прошлой неделе мне довелось поприсутствовать на годовщине ухода в мир иной одного из родственников. Есть в наших традициях такой неоднозначный ныне ритуал. Ведь только у нас, русских, имеются такие поговорки: «наелся, как дурак на поминках», «поминали тещу — порвали два баяна». Кощунство, но народ всегда бьет словом не в бровь, а в глаз. И уж точно, есть у каждого в памяти о поминальных обедах что-то такое, что позволяет народу кощунствовать.
Психологи отводят полгода среднестатистическому человеку на «здоровое» горевание по умершему близкому. И многие знают, как сильна в груди боль в это время. И кутья в глотку не лезет, когда с фото в траурной рамке на тебя смотрит покойный. Но проходит время, затягивается рана, и черные рамочки начинают напрягать, напоминая о многочисленных грустных датах. А с каждым годом их «там» — все больше, а нас «здесь» — все меньше. Нас, ответственных за то, чтобы их помнили…
И тем не менее в нашей семье не принято ездить на Радоницу на кладбище всей семьей — с детьми и внуками. Мы не сидим за столиками, не пьем водку, не закусываем крашеными яйцами. И поминальные карамельки на могилах не оставляем. Ну не принято у нас так!
Ежегодная поездка в «город мертвых» для нас — это тяжелый трудовой десант, сопряженный с желанием поскорее закончить уборку девяти могил и вернуться в ЖИЗНЬ.
Вот только не надо думать обо мне как о каменной бабе! В оренбургской земле покоятся горячо любимые мною люди, о которых я буду помнить, пока сама жива. Но… я не могу наблюдать, как бомжи сгребают в грязные узлы чьи-то любимые сладости, бьют яйца об улыбающиеся лица на мраморе и продают цветы, которые кто-то оставил, полив слезами.
Именно поэтому мы стараемся привести захоронения в порядок намного раньше, чем это принято у других. Ведь еще и общественное мнение подгоняет. Я, конечно, ни перед кем никогда не отчитываюсь о сроках уборки могил. Но доброжелатели телефон оборвут и сами спросят! Особенно строго спрашивают глубоко пожилые люди: соседки и подружки покойных. Например, в этом году я охрипла, крича в трубку глухой 92-летней коллеге покойной мужниной тетки. Рассказывала, что взошло на могиле ее усопшей приятельницы и почему мы до сих пор не поменяли землю в цветочнице. У многих из этих заинтересованных лиц уже и сил-то осталось только на то, чтобы узнавать, не умер ли кто еще. Однако есть и резвые старушки, которые живут «по расписанию» поминальных обедов. Еще и внуков с собой приводят и со столов пироги собирают. Бывает, что они и не знают, кого пришли поминать… Разве не кощунство?
Вот и подумалось мне: «А зачем продолжать потворствовать моральному развращению не совсем порядочных граждан? Зачем накрывать поминальные столы, которые за давностью случившегося уже перестали быть скорбными ритуалами и превратились в пиры?»
И, когда я еще глубже поковырялась в своей голове, поняла, что давно вынашиваю мысль о том, в каком виде хотелось бы мне самой «почить в Бозе»…
И вот, господа, мои размышления о грядущем. Во-первых, я не хочу лежать в земле: темен, холоден и тяжел пласт земли над головой. О том, что меня нужно кремировать, с детьми я уже договорилась. Жаль, что в Оренбурге нет крематория. Придется детям везти мое бездыханное тело в другой город. Но, я для детей и внуков всегда была преданной и любящей матерью и бабушкой, пусть везут. В конце концов, я для них же и стараюсь. Отсюда вытекает следующий пункт моего «завещания»: мне не нужно места на кладбище, памятника, а главное — ежегодного почитания на Радоницу с уборкой территории… Пусть развеют мой прах и вспоминают обо мне, когда и где захотят! И им спокойно, без тяготящих душу обязательств, и мне хорошо!
Галина Широнина.