Размер имеет значение

17 дв колонка - Размер имеет значение

В Екатеринбурге сложилась совершенно нездоровая ситуация вокруг одного частного дела: молодая многодетная мать Юлия Савиновских, намучившись со своим огромным бюстом седьмого размера, решилась на его удаление. Не первая, кстати, и, наверно, не последняя.
Операция позади. А вот переживания, страхи и боль остались. Только не физическая теперь боль, а душевная.
Юля с мужем помимо троих своих детей, воспитывали еще двух приемных мальчиков-инвалидов. Ни одного замечания от органов опеки по содержанию и воспитанию мальчишек никогда не получали. И вдруг после косметического преображения приемной мамы «тетеньки» из опеки решили изъять детей из семьи. Обоснование простое: удалила грудь, значит, хочет стать мужчиной.
Не знаю, уж смеяться тут или плакать… Мне даже захотелось узнать размер груди судьи, принимавшей решение о возвращении детей в интернат, или специалиста органов опеки, узревшей в операции нарушение норм этики и морали. Может быть, грудь седьмого размера — давняя неисполнимая мечта их обеих? Но это — наши шуточки, а Юле досталось еще и за то, что она заинтересовалась жизнью трансгендеров — людей с телом одного пола, а душой — другого. И начала вести блог об этом в одной из социальных сетей. Ох уж эти соцсети! Сколько народу от них пострадало: с постов слетают, на нары попадают, имущества и даже жизни лишаются… И все равно — пишут!
Сотрудники опеки литературные перлы приемной мамы приплюсовали к «делу об отрезании». Женщину заставили пройти психологическое обследование. Врачи пришли к заключению, что Юля абсолютно здорова. Однако это не помогло несчастным детям-инвалидам. Как, впрочем, и то, что условия проживания семьи удовлетворительные, еды, вещей и игрушек всем хватает, мальчики привязаны к приемным родителям.
Суды продолжаются… А у нас перед глазами есть другая история, которая в той же Всемирной паутине «залайкана» до рвоты — седьмой размер груди Анны Семенович. Плоскогрудая фигуристка за три года «отрастила» бюстище, не помещающийся ни в одно платье. И все считают это красивым, правильным и не криминальным. Значит, пришить то, что «вываливается в борщ», можно, а отрезать нельзя?
И мне вспомнился факт из моей собственной биографии, который только теперь приобрел оттенки, которые объясняют действия людей, детей держащих в интернатах и прочих социальных учреждениях.
В 2009 году я решила принять в свою семью девочку-сироту. Увидела ее на благотворительной елке и не смогла забыть. Она стояла у меня перед глазами днем и ночью. Хотелось немедленно обнять и обогреть ее одинокую фигурку с грустными глазами. После нескольких дней страданий я предложила мужу и детям взять девочку к себе. Для начала оформить отношения как «гостевую семью» и забирать 12-летнюю Настю на выходные и на каникулы. Семья одобрила мой поступок. Квартира у нас большая, денег хватает.
Первый визит в органы опеки принес мне перечень документов, которые необходимо собрать для получения разрешения на общение с девочкой-сиротой. Я собирала справки и бумажки три месяца. Приложила к ним фотографии всех членов семьи, включая кошек и собак. Принесла огромный пакет в опеку, рассказала чиновницам о детях, о муже, о даче, пригласила в гости. Они не пришли. Через некоторое время позвонили и сообщили, что со мной хочет увидеться директор детского дома. Я поехала. В брюках, в куртке, с легким макияжем, коротко остриженными ногтями и волосами.
Разговор между нами получился странный. Директор с порога начала меня отговаривать от удочерения. Я попыталась объяснить, что пока приглашаю ребенка просто в гости. А директор вдруг начала мне задавать какие-то дурацкие вопросы о том, умею ли я готовить, какие у меня отношения с мужем, почему не ношу туфли на каблуках, встречаются ли мои дочки с мальчиками. И дальше такая же лабуда… Я тогда ничего не поняла. В общем, по результатам собеседования мне отказали.
Может быть, это и было начало гомофобии?
Галина Широнина.

Добавить комментарий