Тот сюжет незатейлив:
Были он и она,
Полюбили друг друга,
Стали муж и жена.
А ему только двадцать,
Ей шестнадцать всего.
(Как мне жаль, что не знаю
Я почти ничего.)
Родилась дочка вскоре,
Были рады они…
А в стране — боль и горе,
Шел второй год войны.
Мои мама и папа —
Это будет потом.
На войну улетал он
В хмуром сорок втором.
Он сумел улыбнуться
И в глаза ей взглянуть,
Обещал он вернуться
И не мог обмануть.
Сквозь пожары и слезы
Сорок третий шагал…
Фотокарточку с фронта
Папа маме прислал:
«Дорогой и любимой,
Ненаглядной жене…»
Ничего не писал ей
Он тогда о войне.
А война бушевала,
Не спала день и ночь,
Ненасытной все мало —
Забрала у них дочь.
Кто терял своих близких,
Тот сумеет понять.
Дочь она схоронила,
А за нею и мать.
Ну а он? Он летает,
Бьет фашиста-врага,
И до смерти дорога
В небе очень близка.
Штурмовик с ревом падал,
А в ушах — грохот, свист.
Их в живых только двое:
Лишь стрелок и радист.
Раны сильно болели,
Но сильнее был шок.
Через линию фронта
Перешли. Выжил. Смог.
Но порой возвращались
Эти грохот и вой,
Он тогда напивался,
Чтоб покончить с войной.
Ну а мы лишь судили,
Что, мол, вспыльчивым был,
И понять не сумели,
Сколько он пережил!
Молодым не до старших,
Это было всегда.
«Ты прости меня, папа! —
Я шепчу сквозь года. —
Нет тебя рядом с нами
Уже двадцать пять лет.
Не понянчил ты внуков,
Не давал им совет…»
Если б только вернуться
Лет на тридцать назад,
Целовала бы руки
И ловила бы взгляд,
Обо всем расспросила б,
Все понять бы смогла…
Что же ты натворила
С нашей жизнью, война?!
Ольга Коробенко (Калашникова), п. Жирнов Ташлинского района.